Студия "МузАртель" — издание компакт-дисков

ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ

Ф. В. Строганов. Камерные инструментальные сочинения, фортепианные импровизации

Фёдор Строганов, фортепиано, орган
Константин Казначеев, скрипка
Иван Саенко, альт
Михаил Блинков, клезмерский кларнет
Назар Кожухарь, скрипка
Наталия Тимофеева, виолончель
Иван Лебедев, фортепиано, орган

2014

Издание: студия «МузАртель».
Звук: Иван Лебедев (запись), Андрей Андрианов (запись), Алексей Розов (запись, сведение, мастеринг).
Оформление: дизайн-студия «Чайковский». Фото, редактор: О. Губанова.
© «МузАртель», Москва, 2014. © Фёдор Строганов, Москва, 2014. Сюита памяти Григория Фрида
Первое исполнение Еврейской сюиты для клезмерского кларнета, скрипки, виолончели и фортепиано состоялась 24 октября 2013 года в Московском Доме композиторов. Эта сцена хорошо мне знакома, я много раз принимал участие в концертах Московского молодёжного музыкального клуба при МДК по приглашению композитора Григория Фрида, его основателя и бессменного ведущего в течение долгих 47 лет. Меня связывала с Фридом многолетняя дружба; и вот теперь я должен был выступать на этой сцене в годовщину его смерти.
Мне захотелось почтить память Григория Самуиловича написанием музыки в его честь, но какой? Сначала на ум пришли сюиты французских клавесинистов в жанре «in memoriam» — «Tombeau de Blancroche», «Tombeau de Chambonnieres», или сюиты с «Lamento», от Фробергера до «Гробницы Куперена» М. Равеля. Но тут мой друг и коллега Иван Лебедев, знаток еврейской народной музыки, подал неожиданную идею: «Почему бы не написать еврейскую сюиту с соло кларнета? Можно будет исполнить её с моим ансамблем Yosef-Kapelye».
«И в самом деле, — подумал я, — ведь и Прокофьев, и Шостакович писали на еврейские мотивы, в этом что-то есть...» И я начал погружаться в тему. Я переслушал много интересных записей; среди них особенно запомнилась канторская молитва — это был просто крик души.
Поначалу я придумывал мелодии в еврейском ладу (с двумя увеличенными секундами), но они походили на восточную музыку в духе Бородина, Римского-Корсакова. Потом я попробовал разработать какую-нибудь народную тему. В итоге я решил и от этого отказаться и просто написать чистую, светлую музыку, достойную Григория Фрида.
Канторская молитва отразилась во вступлении виолончели в первой части.
Вторая часть, фуга, оказалась самой «еврейской» — тема фуги напоминает танец «шер»; здесь я предоставил исполнителям большую свободу. Весь средний раздел этой части играют в традиционной клезмерской манере кларнетист Михаил Блинков и пианист Иван Лебедев, который, кроме того, помог мне определиться с фактурой и строением этой части.
Третья часть, чакона, написана в духе фантазий для виолы да гамба Маре, Сен-Коломба, французских композиторов XVII—XVIII веков, и только мелодии кларнета как бы приподнимают нас над временем и пространством, и уводят в вечность...

Сюита во французском вкусе
Сюита написана для скрипача Константина Казначеева и ему посвящена.
В Увертюре мне хотелось показать блеск королевского двора (эпоха «Короля-солнца»), Версаль, выход королевской свиты.
Ария навеяна хоральной прелюдией И. С. Баха соль минор «Грядет язычников Спаситель», а также многочисленными французскими «Récit» как в старинной музыке, так и в духе Мориса Равеля; вспомнил я и французских шансонье.
Мюзет — это крестьянский танец, может несколько простоватый и неуклюжий, danse des paysans, но вместе с тем не лишённый изящества.
Следующая часть изображает моего учителя, мэтра, ныне здравствующего органиста Мишеля Шапюи, удивительно тонкого музыканта, замечательного импровизатора. С благодарностью вспоминаю его уроки в храме Saint-Séverin в латинском квартале Парижа, где мы занимались на великолепном органе Альфреда Керна. Особенно запомнилась работа над первым Plein Jeu из сюиты Клерамбо, наверное поэтому я написал Мишеля Шапюи в соль миноре.
Финал — это голоса парижских улочек, мелодии французских аккордеонов, шансонье, — одним словом, жизнь во всей полноте.

Сюита в немецком вкусе
«Сумрачный германский гений» — этой строкой Пушкина во многом определяется наше отношение к немецкой культуре.
Именно поэтому для немецкой сюиты как нельзя лучше подходит тембр альта. Он загадочен, мрачен, его, кажется, никогда не возможно понять, «объяснить»...
Первая часть, прелюдия, написана в духе букстехудовских фантазий в «stylus fantasticus», правда с итальянскими влияниями.
Вторая часть — фуга. При слове «фуга» передо мной возникает фигура Баха, «учёного», вечно недовольного, ворчащего «старика».
Третья часть получила название «Бидермайер». Может, кто-то увидит в ней «старые добрые времена», забавные и вместе с тем трогательные образы «бюргерского» романтизма, но для меня это скорее просто музыка хорошего настроения.
Финал — в духе «романтических излияний» Шумана, Брамса. Постепенно из «объяснения в любви» он переходит в истинно немецкую «бурю и натиск», а потом, как и положено в финале, — вспоминаются темы из предыдущих частей и подводится жизнеутверждающий итог.
Сюита посвящена альтисту Ивану Максимовичу Саенко.

В заключение хочу сказать, что все эти мысли возникли после написания музыки. Музыка первична, и она не нуждается в объяснении словами, хотя я и ставил себе определённые задачи при её написании.
Так что слушайте и наслаждайтесь.


Suite en hommage à Grigori Fried
La première représentation de la Suite Klezmer pour clarinette, violon, violoncelle et piano a eu lieu le 24 octobre 2013 à la Maison des Compositeurs à Moscou. Cette salle m’était très familière; j’avais eu en effet plusieurs occasions de participer là à des concerts du Club de la Jeunesse musicale de Moscou à l'invitation du compositeur Grigori Fried, son fondateur qui en avait été le président pendant 47 ans. Nous étions amis de longue date, or voilà que je devais monter sur cette même scène à l'anniversaire de sa mort.
Je voulais honorer la mémoire de Grigori Samouïlovitch et écrire une musique en son honneur, mais quel genre de musique? D’abord j’eus l’idée d’une suite pour clavecin dans le genre «in memoriam» – comme le «Tombeau de Blancroche», le «Tombeau de Chambonnières» ou une suite avec «Lamento», comme le «Tombeau de Couperin» de Maurice Ravel. C’est alors que mon ami et collègue Ivan Lebedev, un expert en musique folklorique juive, m’a donné une idée inattendue: «Pourquoi ne pas écrire une suite juive avec une clarinette solo? Je pourrais l'interpréter avec mon ensemble Yosef-Kapelye».
Après tout, Prokofiev, Chostakovitch – ai-je pensé – ont écrit sur des thèmes juifs… cette idée a quelque chose d’intéressant... Et le sujet a commencé à m’occuper. J’ai alors écouté beaucoup de disques intéressants parmi lesquels me reste particulièrement en mémoire la prière cantoriale – un véritable cri du cœur.
Au début, j’ai commencé par des mélodies sur des modes typiquement juifs (avec deux secondes augmentées), or il en allait ici comme de la musique orientale telle que la concevait un Borodine ou un Rimski-Korsakov. Puis j’ai essayé de développer un thème folklorique. Mais j’ai finalement décidé d'abandonner et simplement écrire une musique légère et claire, digne de Grigori Fried.
Le souvenir de La Prière Cantoriale apparait dans l'introduction au violoncelle de la première partie. La deuxième partie – la fugue – est la plus «juive», de toutes, – le thème de la fugue ressemble à la danse «sher»; Je donne ici davantage de liberté aux musiciens. La totalité de la partie centrale de ce mouvement est jouée par la clarinette «klezmer» – Michael Blinkov et le pianiste Ivan Lebedev, m’ont aidé pour la texture et la structure de cette partie.
La troisième partie, Chaconne, est écrite dans l'esprit de fantaisie pour viole de gambe de Marais, Saint Colombe, compositeurs français du XVIIe-XVIIIe siècles, et la mélodie de la clarinette nous élève au-dessus du temps et de l'espace, et nous amène vers l'éternité...

Suite dans le goût français
Cette Suite est écrite pour le violoniste Konstantin Kaznatcheev.
Dans l’Ouverture, mon but était de montrer la splendeur de la cour royale à Versailles, l’époque du «Roi Soleil».
L’Aria a été inspiré par le prélude de choral de J. S. Bach en sol mineur «Viens, Sauveur des païens», ainsi que par des Récitatifs comme dans la musique baroque française, et aussi dans l'esprit de Maurice Ravel; J’ai également pensé à la chanson française.
Musette – une danse paysanne, peut être un peu rustique et maladroite, mais non dénuée d’une certaine grâce.
La partie suivante représente le portrait de mon professeur, l’organiste Michel Chapuis, un musicien extraordinaire, remarquable improvisateur. Je repense avec gratitude à ses cours dans l'église Saint-Séverin dans le quartier Latin de Paris, où nous avons joué sur le magnifique orgue d’Alfred Kern. Je me souviens particulièrement des séances de travail sur Plein Jeu de la suite de Clérambault. C’est probablement pour ça que j’ai écrit son portrait en sol mineur.
Le finale – est une musique de rues parisiennes, la musique très française d’un accordéon et d’un chanteur, – en un mot, la vie dans toute sa plénitude.

Suite dans le goût allemand
«Le sombre génie germanique» – cette ligne de Pouchkine est largement déterminante pour notre relation à la culture allemande. C’est pourquoi la suite allemande est parfaitement adaptée pour alto. Son timbre est mystérieux, sombre, il semble non compris, si difficile à «expliquer»...
La première partie du prélude, écrite dans l'esprit de fantaisie de Buxtehude «stylus fantasticus», mais avec des influences italiennes.
La deuxième partie – Fugue. Le mot «Fugue» m’évoque d’emblée une image de Bach en musicien «scientifique», un «vieil homme» mécontent et grommelant.
La troisième partie est appelée «Biedermeier». Peut-être quelqu'un comprendra-t-il cela comme une sorte de «bon vieux temps», drôle et mêlé en même temps d’images en mouvement du romantisme «bourgeois», mais pour moi c’est plutôt une bonne musique d'ambiance.
Le Final – dans l'esprit «effusion romantique» de Schumann ou Brahms. Peu à peu, à partir de la «déclaration d'amour», il nous emmène jusqu’à un véritable «Sturm und Drang» à l’allemande, puis, comme il se doit dans un finale – il y a un rappel des thèmes des parties précédentes, et à la fin – une conclusion optimiste.
Cette suite est dédiée à l’altiste Ivan Maximovitch Saïenko.

En conclusion, je voudrais dire que toutes ces pensées sont devenues claires pour moi une fois que la musique ait été crée. La musique vient toujours en premier, et elle n'a pas besoin de mots d'explication, même si je me suis fixé certains objectifs en la composant.
Alors, écoutez et jugez par vous mêmes.